Я по телефону рассказала мужу о происшедшем со мною. Мы оба считали — надо заявить в местную полицию или попробовать найти его. Эдвард как всегда был на совещании, я слышала гул голосов вокруг него. Он сказал, что поговорит с юристом компании, и тот свяжется со мной. Меня поражала его способность понимать английский, на котором говорили здесь, в Ченнае. Язык знали все, но это был как бы другой язык, не английский. Понять его было невозможно. Из уст местных он звучал так, как будто кто-то говорил с набитым кашей ртом, и при этом его душили. Я догадывалась в основном, о чем речь, по жестам и некоторым отдельным словам. Исключение составляли индусы, которые жили или учились в Америке, но даже они начинали разговор «Tell me, tell me» с интонацией армянских продавцов на Дорогомиловском рынке. Оставалось надеяться, что юрист компании окажется из американских индусов.
Я почти добежала до своего дома. Впереди виднелись рыбацкие хижины, с моря доносился треск моторных лодок рыбаков. Было жарко. Всю дорогу домой я только и думала о том, что случилось. Анализировала детали. Вспомнила, как боковым зрением увидела силуэт мужчины, выходящего со стройки. Нечетко, но в памяти всплыло то, что и накануне. Я видела мужчину, сидящего на песке возле стройки, но не бегала так далеко, как сегодня, а, поравнявшись с виллой, поворачивала назад. Проверила часы и убедилась, что последнюю неделю, с тех пор как мы вернулись из Гоа, я бегала по берегу океана в одно и то же время. В моей голове картина начала проясняться: он следил за мной.
Я боялась забыть, как он выглядит, старалась зацементировать его образ в уме, чтобы потом узнать. Слюнявые губы, растянутые в полуулыбке, бандана на голове. Самое сильное впечатление — его глаза, глаза маньяка. Вспоминала школьниц с косичками там, на берегу: если он не боялся напасть на меня, белую женщину, то что ожидает местных девочек и женщин?
Индия у нас, у русских, ассоциируется с экзотикой путешествий, йогой, аюрведой, тогда как каждые 15 минут в Индии совершается акт насилия по отношению к женщинам. Жертвами становятся девочки и женщины в возрасте от 5 до 60 лет. Чаще всего насильники — члены семьи либо кто-то из знакомых, но много зверских нападений совершается и на улицах, в пустынных местах. Слабая правозащитная система в поддержку женщин и многочисленное население Индии не позволяют создать полную картину для статистки. Многие случаи остаются незаявленными. Каждое утро в местной газете Chennai Times в колонке происшествий обязательно печатался случай об очередном зверском изнасиловании. Как правило, жертва погибала, а преступников не находили.
Я поднялась по песку, заросшему травой. Вадевеля нигде не было. По кривой дорожке я побежала к дому. Только вбежав в открытые ворота и пробежав Ганеша, я увидела его в тени манговых деревьев болтающим с Асамом, водителем Кальяне. Увидев меня, они оба вскочили с возгласами: «Мэм, мэм», поняв по моему виду, что что-то не так. Я, запыхавшись, рассказала, что произошло, и они оба кинулись к машине. Тут же в дверях дома нарисовалась Кальяне. Голосом мудрого Каа с вкрадчивой улыбкой она напомнила мне об опасности бегать по океану одной. Весь ее вид как будто говорил мне «Добегалась», делая меня виноватой в происшедшем!
Асам вытащил из своей машины огромную биту, а Вадевель вывел из гаража наш джип. Я, как и была, в спортивной одежде, уставшая и мокрая, схватив бутылку воды, села в машину. Мы выехали на дорогу, намереваясь съехать к океану в том месте, где велось строительство вилл. Ребята были местные и знали, как найти стройку. В машине я очень волновалась, меня обуревали противоречивые чувства. Я никогда не оказывалась в такой брутальной ситуации. Видя мощную биту в руках Асама, я переживала, что он забьет его до смерти, но желание найти ублюдка и остановить его было гораздо сильнее. Больше всего я боялась, что этого типа просто не окажется на стройке.
Проехав пару километров по дороге южного направления, мы съехали к океану там, где велось строительство. Вадевель резко притормозил так, что песок столбом поднялся по сторонам. Он и Асам, как два добермана, унюхавших след, дрожа в предвкушении расправы, выскочили из машины, трусцой направляясь к входу на территорию виллы. Асам держал биту на плече. Я пошла за ними. На стройке работа велась над фундаментом, стен не было, и с площадки открывался дивный вид: бурлящий, сверкающий на солнце океан, белый песок и пальмы, раскачивающиеся на ветру. Строительство шло полным ходом: стучали молотки, визжала пила, посреди площадки стоял жбан с цементом.
Вадевель возбужденно разговаривал на тамильском с пожилым мужчиной в льняных белых брюках и белой рубашке — местной униформе менеджера. Это был начальник стройки. Он повернулся и на сносном английском обратился ко мне: «Доброе утро, мэм. Ваши люди рассказали мне, что к Вам на побережье пристал мужчина. Мне очень жаль», — и он в почтении чуть поклонился. «Они сказали», – продолжил он, — «Вы думаете, это кто- то из наших рабочих, так как, по их словам, видели, как он пошел в сторону стройки». Я утвердительно кивнула. Рассказала о своих догадках, что, возможно, это тот же мужчина, которого я видела сидящим на песке возле стройки последние несколько дней во время утренней пробежки. Я добавила, что последнюю неделю бегала в одно и то же время, и, похоже, этот мужчина следил за мной. Начальник стройки спросил, в котором часу он попытался напасть на меня. Я ответила — около 8:30. Он выдохнул и облегченно произнес: «Вряд ли это кто-то из наших, мэм. Мы начинаем в 9:00 утра, раньше здесь никого нет, но, пожалуйста, осмотрите каждого, все рабочие здесь».
Я огляделась вокруг и меня накрыла волна паники. Худые, в одних брюках или шортах, рабочие были темные и потные, многие с банданой на голове, и казались мне все на одно лицо. Они не обращали на меня внимания, трудились на своих участках. Я стояла, смотрела на них и думала, что же мне делать. Рядом подпрыгивал от нетерпения Вадевель, причитая: «Покажите мне его, мэм. Только покажите».
Вдруг слева, везя по монтированной плите тачку, полную цемента, показался он — маньяк с пляжа. Он шел прямо на меня. Этот слюнявый рот в полуулыбке, безумные глаза – его невозможно было не узнать. Даже не посмотрев на меня, он проехал мимо. Его хладнокровие взбесило меня. Я закричала: «Вот он!» Словно по команде «фас», Вадевель и Асам подскочили к нему, оттолкнули, скрутили руки и стали кричать что-то по-тамильски. Асам тряс битой перед его лицом. Он реагировал спокойно, бегло взглянул на меня и ответил им что-то. Было видно, он совсем не испугался. «Какой гад!» — пронеслось у меня в голове, – «Притворяется, что это не он».
Вадевель повернулся ко мне и сказал: «Мэм, он говорит, это был не он. Он пришел в 9:00 на стройку, его брат может подтвердить». Вдруг откуда-то прямо на меня выскочил тщедушный парень с огромным мерзким бельмом на глазу и затараторил что-то, указывая на своего брата. Я устала, мне надоело, что два больных урода пытаются обвести меня вокруг пальца. Я строго посмотрела на Вадевеля и Асама и сказала: «Это он». Асам двинул его битой по лицу, ребята схватили его под руки и поволокли в сторону, за каменные стены. Вслед за ними побежал его названный брат.
Ко мне подошел начальник стройки и сказал, что сейчас же выгонит его с работы и отправит обратно в аул. Две недели назад он приехал на работу, на эту стройку, из какой-то соседней деревни. «Пожалуйста, не заявляйте на него», — попросил он. «У него все равно нет документов, его отпустят через пару часов, а проверять будут меня. Я сам отвезу его на станцию и посажу в поезд, чтобы он вернулся назад к родным». Во мне вновь вскипели противоречивые чувства. Я понимала, что он прав, тут у половины населения не было документов, но с другой стороны, я хотела быть уверенной, что этот подонок не будет разгуливать безнаказанно здесь по побережью, а хотя бы вернётся назад в свою деревню под присмотр родственников.
Мои размышления прервал крик и всхлипывание. Ко мне приближались Вадевель и Асам, под руки волоча горе-насильника. Тот скулил, причитал, возводил глаза к небу. Подойдя ближе ко мне, он рухнул навзничь и как геккон пополз ко мне, пытаясь дотянуться и облобызать мои кроссовки с криком «Сорри, мэм, со сорри».
Вся сцена походила на хороший индийский фильм. Вадевель — герой а-ля Раджи Капур, злодей повергнут, распростёрт у ног красавицы. По сюжету мне полагалось запеть сладким голосом и мелким бесом затрястись в индийском танце. Я подумала о том, что здесь и сейчас все смешалось в своей эклектике — добро и зло, наигранное и настоящее, белые и черные. Индия заставляет действовать спонтанно, срывает все ненужное как шелуху, оголяет твой стержень, твою человеческую сущность, вынуждает действовать по совести, по зову сердца. И как хорошо, что она есть — моя совесть.
Я сказала Асаму, остаться здесь и отвезти вместе с начальником стройки этого юродивого на станцию, убедиться, что он сел в поезд, и только потом возвращаться. А сама, устало кивнув Вадевелю, побрела к машине. Мимо меня пронесся школьный автобус с открытыми окнами, из которых мне махали руками милые индийские школьницы с косичками.
Я со спокойным сердцем помахала им вслед.
Автор Лена Блюмквист, фото #Домохозы
